Первые шаги в направлении разработки марксистской аксиологии были сделаны более 20 лет назад.

Опыт показал, что ставшее традиционным в нашей философской литературе, начиная с 30-х годов, сведения теории отражения и теории познания (и соответственно дихотомическое понимание человеческой деятельности как единство практики и познания) не способно объяснить реальные процессы функционирования и развития культуры, ибо оставляет в тени мотивационную сферу человеческой активности. Если у животных мотивация поведения обусловлена биологическими потребностями организма и популяции, то у человека — и в филогенезе, и в онтогенезе — формируются новые потребности, не биофизиологические, а социокультурные, которые становятся главным регулятором человеческого поведения. Они не только “возвышаются” (В.И.Ленин) над витальными потребностями, но подчас просто подавляет эти последние более важными для личности стимулами поведения: становятся возможными такие его формы, как, например, самоистязание религиозного фанатика, желание поделиться с товарищем последним куском хлеба под влиянием нравственного чувства, принесение в жертву собственной жизни во имя политического идеала, предпочтение красоты удобству как признание превосходства эстетической потребности над утилитарной и т.д.

Уже отсюда видно, что целевые программы деятельности человека не порождаются автоматически теми знаниями, которыми он располагает. Знания эти определяют скорее средства, способы, пути достижения цели, нежели сами эти цели, которые как “модели потребного будущего” (Н.А.Бернштейн) диктуются именно тем, что человеку потребно, к чему он стремится, то есть выработанными им ценностями. В этом свете весьма примечательно, что В.И.Ленин не сводил практику к критерию истины, как это обычно трактуется в гносеологии, но указывал на ее двойное — гносеологическое и аксиологическое — значение: практика выступает по мысли В.И.Ленина, “и как критерий истины, и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку”.

Таким образом, отражение действительности человеческой психикой осуществляется двояко: как ее познания, то есть отражение объективных связей и отношений, независимых от познающего субъекта, и как ее ценностное осмысление (то есть отражение — отчасти осознаваемое, отчасти переживаемое, но не осознаваемое) значения объективного мира для человека как субъекта. Разумеется, ценностное сознание тесно связано с процессами и продуктами познавательной деятельности человека и само постоянно становится предметом познания, но по природе своей оно есть все же нечто радикально отличное от познания, ибо фиксирует отношение “объект — субъект”, а не “объект — объект”.

Следовательно, ценность неправомерна отождествлять с сознанием чего-то для чего-то или даже для кого-то, ибо она есть только и именно значение для субъекта, она есть субъективированность объекта, его обращенность к данному субъекту. Потому-то имеющие ценность для одного субъекта (личности, класса, социума) может не иметь таковой или же быть “антиценностью” для другого субъекта (личности, класса, социума).

История культуры достаточно убедительно показала невозможность “проверить алгеброй гармонию”, и хотя подобные попытки продолжают предприниматься и в наши дни, они обречены на неудачу: красота, изящество, гармония сути формы эстетической ценности, которая, как и любая другая ценность, не имея материально-вещественного характера, не подлежит измерению. Измерить можно лишь параметры носителя эстетической ценности.

Если всякая ценность, в том числе эстетическая, есть нечто принципиально иное, чем полезность, пригодность, приятность, таким образом эстетическая оценка инструмента (прибора, машины) не может вытекать из определения его технико-технологических, конструктивных и эргономических качеств, ибо они характеризуют отношение вещи к человеку как оператору, то есть как однородному с ней объекту, тогда как красота данной вещи характеризует ее отношение к человеку как содержащему ее субъекту. Значит эстетическая оценка покоится на иных основаниях, чем оценка эргономическая, конструктивно-техническая или экономическая.

Отнесения к ценности есть социально-психологическая и идеологическая процедура, тогда как оценка правильности решения математической задачи или эффективности конструкции машины не имеет не социально-психологического, не идеологического смысла. Ценностная оценка осуществляется субъектом, исходя из своих потребностей, установок, идеалов. Что делает эту оценку в отличие от оценки научной исторически изменчивой, классово-детерминированной, культурно-опосредованной.

Для понимания принципиального развития ценностей и познавательных оценок чрезвычайно важно различие их субъектов. Нравственным субъектом является коллективизированный индивид, который предстает как эстетический субъект и художественный субъект: ведь художественная оценка выносится на основании переживания личностью произведения искусства, нравственная оценка — на основании специфического переживания (угрызения совести, чувства долга, отвращения к подлости).